| |
Вращение колёс, призраки турецкого хлебосольства и инферн финальный drop.
 Назвать ночь “ужасной” у меня язык не повернётся. Сна просто не было и всё. Я успел выносить и разрешиться от бремени проектами "неминучей мсти" Синдбаду; составить и дважды мысленно перепроверить пространный список снаряжения, которое отправлюсь закупать сегодня утром; посчитать частоту движения автомобилей по улочкам Коньяалты. Кстати, получилось 0.003(3) герца, что лишний раз подчёркивало периодичность данного процесса. Успел я также подумать и о том, что упаковка заказанной в Штатах (и привезенной из Канады…) солнечной батареи слишком объёмна, чтобы уместиться ко мне в рюкзак, так что носить ее в транспортном положении и дальше предстояло Лёшику, безмятежно посапывающему у окошка.
 "Bodenzee" продолжал шокировать мёртвой тишиной. Похоже, мы были единственными его пленниками. Ни эха шагов, ни бурного бурления говн ватерклозета, только надсадный писк сиротливого комара, перевозбуждённого фактом моего укрывания одной лишь простынёй, мерзко воняющей секонд-хендом и какой-то недополосканной химией. Когда за широко распахнутой форточкой заскрежетало металлом, а ещё через несколько секунд электронный муэдзин возопил утренний дифирамб Аллаху (на такой тембр способна только полифоническая “Нокия” с окончательно повреждённой мембраной динамика) на меня, наконец, снизошло смирение угодившего на крючок налима.
 Часы показывали пять с четвертью. Самое время взбодриться глотком-другим тепловатой воды и сложить воедино все причастные обороты, которые надлежит как можно оперативней произнести в телефонную трубку, потому, что каждая минута общения с "багажниками" в роуминге обходится, чтобы вам мало не показалось, полтора евро. Чтобы не беспокоить восемь часов как перелетевшего через Атлантику Лёшика и не размахивать конечностями, словно отгоняющая Дон Кихота ветряная мельница в бесплодных стремлениях завладеть вниманием ручного тормоза датчика движения в коридоре, я основал свой колл-центр поперёк унитаза, во всё ещё промозглом от пережитого душа санузле. ЭЙ, МИЛАЯ ДЕВУШКА, какое, нахрен, "подождите, я сейчас загружу компьютер?!!" Если у вас окажется не слишком шустрое железо, продирающие глаза "Форточки" мне будут стоить континентального завтрака в ближайшем ресторане (и это при условии, что еще вчера поставленные на уши “тылы” успели зарядить на счёт нужное количество наличности…)! А в трубке - нет, не просто нейтральная тишина безлюдного в такую рань офиса, но язвительное шуршание утекающих в небытие евро-центов... Ага. Ещё и статус "Lost" в сухом остатке. Плюс крайне нерешительное предложение попробовать перезвонить ближе к восьми утра.
- У-БИ-ВАТЬ!
 Встроенный хронометр Лёшика пребывал в неразрешимом 7-поясном конфликте с окружающим временем суток, но он героическим усилием выволок себя из койки за бороду. Мы зацепили фотокамеры и выдвинулись досматривать рассвет на Набережной, или как ее там бишь, по-турецки, Akdeniz (Подозреваю, что его должно писать Ак-Дениз, но табличкам-указателям, вестимо, виднее). Тут меня конкретно переклинило, и я полез в словарь. "Ак" всю сознательную жизнь было "белым" (вспомним Белую скалу Ак-Каю или крымско-татарское название Симферополя - Ак-Мечеть), но неведомый "-дениз" ставил меня в тупик. Так вот, результат перевода поставил меня в ещё больший тупик. По-турецки "ак" - действительно "белый". Но загадочный "Акдениз" Лингва (а позже и умудрённый многоядерными процессорами дедушка Гугль...) перевели как… Средиземноморский! Но ведь Чёрное море по-турецки звучит Karadeniz, что вполне закономерно делает Акдениз именно Беломорским бульваром!!! Короче, было за что турков назвать турками: всё у них не по фэншую...
 На пляже было немноголюдно: пару очень немолодых купальщиц (похоже, Тахир нам про хорошо накремленные для загара сиськи малёха приукрасил...) и дядя с волосатым голым торсом, выстраивающий стройными рядами разбросанные там и сям пластиковые лежаки. Горы на юге громоздились эпические. Я смотрел, но, как ни пыжился, не смог разглядеть ни единой, на которую получилось бы погулять: на все пришлось бы карабкаться со снаряжением. Перспективы пешего похода с каждой минутой становились всё более и более головокружительными. Рациональный Лёшик головокружением не страдал, прикидывая, так и этак, удастся ли вписать в один единственный кадр и недавно отстроенный гостиничный комплекс, и срез ржавой трубы, транспортирующей сомнительной чистоты жидкость откуда-то из-под здания в прибрежный песок. Суть в песок... Не следовало ли мне всё-таки удвоить первую букву в первом слове?!! Прогулявшись к центру Анталии (или на окраину Коньяалты - тут уж оптимисту или пессимисту доверять...) - везде одно и то же: серая галька, красные зонтики, белые лежаки, и единичные отдыхающие - мы с Лёшиком поворотили оглобли "Nach Hause".
Счастье есть! Оно не может не есть. На завтрак я отправился с таким душевным подъёмом, что готов был сожрать всю съедобность на свете, пусть даже это окажутся зажаренные в масле пауки или засахаренные скорпионы. Ещё бы - в восемь утра из трубки грянула благовесть, что "big, white и heavy" не просто найдено, но даже может успеть прилететь в Анталию до полудня! Подпрыгни я на пятнадцать сантиметров выше, и “Бодензею” пришлось бы устраивать капитальный ремонт сразу на трёх этажах: на текущем, на том, куда "пробился" головой, и, наконец, на том, куда мы вместе с прободённым потолком рухнули. Включённый в проживание завтрак в точности соответствовал образу отеля и был, выражаясь гуманно, "никакусей". Кроме варёных яиц, вялых помидор, ослизнившихся маслин и пересоленной брынзы присутствовали только хлеб, чай и кофе. Вегетарианский-такой отель... Лёшика это ничуть не смутило, а мне не оставило иного выбора, кроме как трижды прогуляться до стремительно пустеющего раздаточного столика и обратно.
Апеллируя к интенсификации сборов, я озадачил своих товарищей пресной водой, бензином и транспортом, а сам собрался уж было укатить в Havalimani, но Тахир изъявил желание “на прощание” позагорать с Аллой, а Лёшик - поменять немного денег. Жёсткое единоначалие, таким образом, сменилось непарламентской демократией, ну, вы понимаете, "однажды лебедь, рак и щука"... Чёрт, как ни верти, водоплавающим лебедем оказывается Тахир, потому, что это нам, а не ему нырять в душную, усеянную подводными камнями городскую пучину... Банков в воскресенье оказалось открыто ещё меньше, чем было вчера. Безрезультатно доковыляв почти до пустыря между Коньяалты и Анталией, мы сдались и "поменялись" в первом попавшемся туристическом агентстве. Кстати, по вполне выгодному, в сравнении с банковским, курсу. Переводчика заменил калькулятор "Casio". Чтобы не подкармливать таксистов из новых микрорайонов порождать сущностей сверх необходимого, я отправился в аэропорт… через "Otogar". Пусть это целых два "шага конём", зато просят за них всего три турецких лиры!
 Если вы хоть в какой-то мере ограничены во времени, не выбирайте 600-й автобус. Она плетётся по центру города, по-моему, даже медленней сентябрьской мухи, прилипающей к клейкой ленте. Я даже GPS во имя экономии батареек выключил. Ну вот, наконец, и заключительный durağı, в смысле, остановка. Как буйно ни размахивал я бланком утери и багажным квитком, в зал выдачи секьюрити не допустили. Пришлось заходить на общих основаниях, то есть, через "рентген" и "миноискатель", а потом уже шлёпать через весь вокзальный комплекс обратно, где меня вновь остановили секьюрити, со всеми вытекающими из их служебного положения ненужными телодвижениями.
 Четвёртый из пяти офисов, где я оформлялся, сегодня оказался на замке, представив мне возможность еще минут пять челночить среди остальных. А время бежит, секунды капают, ведь Хисарчандир сегодня так же неизбежен, как рюмка коньяку за спасение моего любимого, пре-красного, тяжеленного рюкзака! Что характерно, макро-демоны выхода были благосклонны: отпустили без вопросов и "предъявлений к досмотру". Видимо, прикинули, что всё запретное и таможенно-облагаемое было реквизировано ещё в столице. Приглянувшийся таксист отменно изъяснялся по-английски, и даже пытался цапнуть, чтобы поносить до багажника моё “big, white and heavy”.
 Ага, ЩАС ВСЁ НА СВЕТЕ БРОШУ и тебе мою красаву вручу! Никаких багажников! Исключительно в салон. На заднее, наиболее безопасное, "президентское" кресло. Завелись, отъехали. Только теперь я ознакомился воочию, что означает "поставить клиента на счётчик" - куруши и лиры щёлкали арабскими цифрами, что испанские кастаньеты, записанные на 9-й и прослушиваемые на 19 скорости (Что, никогда не владели бобинным магнитофоном?!! Эх, школота молодость, молодость…) Не знаю, длинной или короткой дорогой мы возвращались из аэропорта, но по приезду к “Бодензею” на счётчике сверкал семисегментной кровью лировый экивалент двадцати евро. Эх, надо было мне учиться на турецкого таксиста... Взлохмаченные SMS-кой напарники ломанулись грузиться в моё такси, но я замахал им в ответ всем, чем только махалось: ещё 75-и долларов этот, конкретный, рулевой на нас, пусть он хоть из рогатки трижды застрелится, не заработает!
Теперь придётся от клапана до "подвала" перелопатить рюкзак: переводить его из транспортного положения в боевое предполагалось ещё вчера ночью в Хисарчандире. Принять ледяной душ и переодеться с комфортом тоже бы не помешало, но искромётный Лёшик уже успел выписаться. Ну и хай им грыць. Ща я тут прямо у парадного подъезда “развернусь” и прощальный стриптиз отчебучу. Последний рулевой, кстати, вновь переокрестил временное обиталище Тахира из Ишинды в Исинду... Как же всё-таки у этих турков правильно буква "s" в открытом слоге читается?!! Лезу в рюкзак... И не сразу верю собственным глазам. Оба огненно-красных "бензобака" из экструдированного алюминия - и 600 граммовый и литровый - помяты! Ну, пусть, не совсем до дыр, как телевизионный пульт, покусанный пристрастным щенком ротвейлера, но, блин, эстонский "Primus" однозначно экономит материально-технические фонды при изготовлении топливных посудин премиум-класса. За такое следует, сами знаете, куда вставлять зонтик, раскрывать его, и с натугой проворачивать три раза против часовой стрелки...
Я всё ещё скакал на одной ноге по расстеленному на манер дорожки строительному мешку – треккинговые носки “Mund” садятся по ноге в обтяг - а жёлтый жук таксомотора уже фыркал у обочины. Тахир вслух полнился подозрением, что вычитанная в сети (и подтверждённая по Е-мейлу...) сумма в 50 баксов за 35 километров - это перебор. Но прокатившемуся на 30 баксов от Хавалимани до Ишинды мне почему-то так не казалось. Наконец (НАКОНЕЦ!!!) горы двинулись нам навстречу. Свернув с "Медитерранского" бульвара вправо, на боковую улочку, шофёр немного задумался, но нужный поворот всё-таки выбрал. Что по мне, ошибиться с выбором было сложно: практически сразу асфальт отчетливо сузился, из края в край взбугрился острым гранитным щебнем, а колёса начали сыто пришлёпывать по разморённому на солнце битуму. Реальная, без всякой натяжки горная магистраль, где местами на обгон идти просто страшно, вилась как прыткая ящерка, безуспешно пытающаяся ускользнуть от изголодавшейся пустельги.
 Буровато-шафранные каменные хаосы - каждый обломок кубометра по три-четыре - радовали глаз фотографа. И как только сосны удерживаются на крутых скальных плечах, заменяющих дороге обочины? Лёшик пыжился увековечить отражение Тахира в зеркальце заднего вида, но машину так швыряло и колотило, что никакие оптические стабилизаторы не были в состоянии обеспечить удовлетворительную резкость. Когда я говорю "колотило", имею в виду два асинхронных процесса: нервные прыжки на ухабах и тяжкие удары гравия о брюхо нашего железного Боливара. С каждым следующим километром во мне крепла уверенность, что пятьюдесятью долларами здесь дело не обойдётся: один ремонт ходовой дороже выйдет. Водитель, впрочем, относился к "ковровой бомбардировке" днища на загляденье философски. Не исключаю, он предумышленно махнулся своей "ласточкой" с соседом по шашечному паркингу, которому давным-давно планировал бесчеловечно отомстить.
 Ребята, а какие вокруг толпились вершины! Я уже выше упоминал о реминисценции ландшафта к юго-западу от Анталии с живописными карстовыми останцами райского тайского островка Пи-Пи. Только, во имя Аллаха (ведь на Phi-Phi большая часть населения мусульмане…) не ставьте ударение на второй слог, иначе неизбежен русскоязычный конфуз, со всеми вытекающими из Пи-Пи… Гм... Куда-то не туда обстоятельства повествования пожурчали. Ну, так вот. Вблизи горы всё-таки были более отлогими, чем возносящиеся прямо из аквамарина вод известняковые башни, но отнюдь не настолько, чтобы мне вдруг захотелось прогуляться куда-нибудь по вольному азимуту. Ни развилок, ни грунтовок, ни отчётливых троп, эпическая мешанина узких и голых хребтов. Прямо как перехлёстывающиеся пластины на горбатой спине закопавшегося глубже в грунт стегозавра, честное слово! Тут разве только на "хеликоптере", которого, как правило, "нихт", ну, и дальше, всё по тому же самому анекдоту.
 Еще через полчаса я начинал всерьёз сомневаться насчёт гугловских тридцати пяти километров пути. Hisarçandir виделся затерянной в горных долинах легендой, узреть которую без кроков старого индейца, нарисованных углем на лоскуте бизоньей шкуры, не поможет даже Верховный Бог Маниту. Финиш четырёхколёсного этапа гонок ознаменовался оцинкованным мусорным баком при надписи Konyaalty-и-что-то-там-ещё-мелким-почерком-по-янычарски. На утверждённых в грунт сосновых столбах покоился склёпанный из чего попало навес, в тени которого процветал "базар" в масштабах куцего ящика неправдоподобно огромных слив. Кто из троих сочувствующих торговал, кто охранял, а кто владел, определить не представлялось никакой возможности. Поэтому мы занялись фотографированием колоритного водителя, едва выступающей из прижученных жарой зеленей мечети, протрусившего мимо козопаса… Да мусорного бака, наконец, к которому в процессе сборов в дорогу нам пришлось метнуться минимум трижды и, вестимо, за пристрастие к чистоте получить “приз” в виде трёх налитых соком плодов.
 Пусть Тахир шёпотом успокаивал, что всё это - "горское гостеприимство", мне почему-то мерещилось, что участвую в промоутерской дегустации, имеющей в бэкграунде императив заставить отчётливо щёлкающих клювами иноземцев "выгодно" купить фруктов.С такими темпами погружения в среду очень скоро я уже буду в состоянии вполне удовлетворительно артикулировать вельми понеже "çok teşekkür ederim" - “очень большое спасибо”. Обдумывая всё это, я стыдливо перелил коньяк из стекла в пластик, погрузил в рюкзак мятые "бензобаки" и занялся спарыванием фурнитуры с отслужившего свой век штурмового рюкзачка "One Polar", верой и правдой отслужившим семь долгих лет. Лёшик чересчур поздно спохватился отдарить его хлебосольным туркам: потрошение “клиента” я почему-то начал с основных лямок. Бесславные обрезки и бутылка тем временем отправились во всё тот же мусорный бак, а мы устроили самое настоящее шоу с рассмотром незнакомых жёлто-зелёных указателей "Lycian Yolu".
 Однонаправленный транспарант "0 Km" выглядел для меня надписью, выполненной уверенной рукой стивенсоновского капитана Флинта: "Главная часть сокровищ здесь!" Все остальные указатели, общим числом то ли семь, то ли восемь, показалось проще сфотографировать впрок, чем переводить “Лингвой”, залитой в мою умную "Нокию". До устья каньона Гёйнюк - эта точка должна была стать сегодняшним финишем, отправься мы на треккинг в первой половине дня - оставалось более пятнадцати километров и около четырёх часов светлого времени суток. Температура воздуха субъективно болталась где-то в окрестностях тридцати по Цельсию, но с гор то и дело налетал невесомый ветерок, делающий её вполне комфортной для грузового пешеходничества. Помусолив тачскрин GPS, я переключился с векторной карты на сомнительно привязанный растр от мэтра Гипича (как же без некоторой составляющей загадочности?), не без наслаждения выполнил сброс текущего трека и данных путевого компьютера. Вот оно, настоящее начало пути!
* * *
Дорога, как и обещал Гугль, крепко серпантинила по узким кривым улочкам (типичный горный аул, только все до одной крыши - черепичные), а позже заспешила вверх по процарапаной грейдерами грунтовке. Хисарчандир залегал в стиснутой двумя хребтами долине. Мы поднимались по более западному, поэтому вся красота оставалась за спиной, принуждая каждые двадцать-тридцать шагов оборачиваться. Это не могло не замедлять общего темпа движения, но отвлекало от перегрева и заставляло торжествовать душу, поэтому на плановом через-сорок-пять-минутном привале мы не без гордости считали с "приборов" почти две сотни метров набора высоты. Если захлопнуть глаза на раскрасневшиеся лица и выступившую отовсюду испарину, "непогано" для первого упражнения. Счастливо подвернувшееся русло обеспечило настолько удобными каменными "скамейками", что отдыхать пришлось минут двадцать. - Ну и что, - думали наивные мы, - этакими-то темпами до темноты в непоганые дали ушлёпаем!
Изредка присыпанное мелким гравием землисто-жёлтое полотно дороги с каждым следующим хлёстким завитком серпантина чуть смещалось к западу. Тушка постепенно обвыкалась с непрерывным набором высоты, вспоминая вслух "асфальтовый" перевал Бахчисарай-Ялта. В полном соответствии с гипертрофированным масштабом окружающих гор, дорога поражала обилием вложенного труда: огромные сегменты горизонталей были целиком выгрызены из материковой породы. Мы ещё не знали, что со временем это перестанет быть удивительным. Встреченный на повороте указатель и каптированный корытом родничок прибавили уверенности в завтрашнем дне и… килограммов в рюкзаке. Пусть путеводители верещат, что с питьевыми источниками на "Ликийском шляхе" даже осенью проблем не бывает, пока лично тему не провентилируем, будем придерживаться выверенной годами "крымской" парадигмы водоснабжения.
 Следующий родничок выпорхнул под ноги как приз за вторую двойную сотню покорённых метров. Не поваляться в ажурной тени величественных сосен казалось немыслимым: что-то в смолистом дыхании было такое... Существуют одурманивающие добычу насекомоядные растения. Существуют и выпивающие волю двигаться сосны... А может, дело было даже не в самих соснах, а в странном плешивом хребте, неотвязно приковывающим наши горящие ненасытной алчностью взгляды. Судя по полному отсутствию зелени, высотой он был хорошо за полторы тысячи метров. Интересны были фактуры образования: хребет смотрелся не слоистым и не монолитным, но предельно тщательно обклеенным одинаково-серым бутовым камнем. Куда ни посмотри, везде одно и то же: камень на камне лежит и камнем погоняет, наверное, именно так выглядит при сильном увеличении наждачная бумага "крупного помола". Не дай Аллах карябаться что вверх, что вниз по такому безобразию. Никакого гипса и бинтов потом для голеностопов не напасёшься… Я уже начинал вслух боготворить нашу преданную тропу-дорогу: благо, не было ей видно ни конца, ни края.
Километраж струился малозаметно, но одометр убеждал в обратном. Мы как-то вдруг оказались на изрядно всхолмлённом плато. Этакая выпученная на добрый километр Молдова, только вместо привычных дубов, осин да развесистых клёнов вокруг одни только корабельные сосны. Да какие сосны! Никогда не чувствовал в себе призвания фотографировать просто деревья. Оказывается, "его таки есть у меня"! Впереди и справа натужно пыхтел дизелем, единоборствуя с бескрайним "садом корней", усиленный грейдерным ковшом экскаватор.  Слева тянулись странно мелкодисперсные гравийные пустоши, огороженные высокими заборами из новенькой колючей проволоки. Если что и возможно культивировать на настолько скудном рельефе, так это исключительно засухоустойчивые колонии кактусов-опунций. Даже наиболее аскетичные из монгольских овец в таком стойле через неделю вымрут от неодолимой тоски по одному-единственному зелёному ростку на все поголовье кактусов, обезвоженных до состояния чипсов. Позже мы не единожды будем встречать аналогично огороженные "камнедробильни", но кому и зачем они в горах понадобились?
Заприметив за одной из колючих изгородей удвоенной плотности небольшой кластер белоснежных ульев, я вспомнил неохраняемый “пчелиный рай” на обочине, который полчаса назад так бесстрашно пытался сфотографировать Лёшик. Предыдущий хозяин явно не переживал за свою перепончатокрылую собственность. Или был решительно уверен, что в случае непредвиденного "ахтунга" пять медоносных эскадрилий в состоянии самостоятельно "отработать" по наземным и даже низколетящим целям. А ещё здесь нас (вы только подумайте, тоже впервые!..) обгавкали турецкие сторожевые кабыздохи. Размером противные зверушки уродились не намного крупнее бассета, при конституции самой, что ни на есть, “дворянской" (от слова "двор", естественно, а вы что подумали?). …Поэтому от направленных аккурат между глаз замахов треккинговых палок шарахались вполне адекватно. Вестимо, не мы первые, не последние, и не единственные, кто их таким незатейливым образом приглашал поучаствовать в импровизированном кёпек*-шиш-кебабе.
* Köpek - (тур.) собака.
 В дальней оконечности пустоши мы вновь увидели "заботу о странном человеке": из глыбового навала, протянувшегося вверх по узкому распадку, к самой обочине дороги выскальзывал чёрный пластиковый шланг. Дистанционнный родник без вящего мудрствования каптировали небрежно вываленным на конец шланга ведром цемента. Метров на полста выше по склону раскаталась сухой хвоей замечательная полянка с кострищем. Жалко, солнце всё ещё болталось непростительно высоко. Нас вновь обступил не изуродованный вмешательством двуногих лес. В этом месте у меня была пунктиром прорисована сокращёнка: присутствующая на карте Генштаба дорога выписывала длинный пируэт, чтобы возвратиться практически туда же, откуда стартовала. Ага, щас. Положительный уклон был градусов пятьдесят, безумная окрошка из буреломов и острых, ребристых как термитники известняковых останцев… Навигационный "третий глаз" нехотя обвыкался с данностью, что настоящие рыцари-джедаи топчут Ликийский путь вдоль, но никак не поперёк.
 Не без откровений я вживался в давным-давно и очень случайно купленное в Йоханнесбурге летнее термобельё. Использовать его в молдавских ПВД, или по той же Украине мешала "раскраска". - Уж очень живо я в нём напоминал чёрно-белую схему разделки туш крупного рогатого скота (святотатство "свинина" в турецком отчёте даже произносить страшновато, но об этом позже...) из толстенного, ещё сталинского издания "Кулинарии". Красные, как спелый джонатан, щёки пылали, но обильный пот лишь приятно холодил спину и плечи. Так жить было не только можно, но даже нужно! Чем выше мы поднимались, тем больше крепла уверенность, что вот, ещё сотня-другая шагов, и справа распахнётся ошеломляющая панорама побережья. Самое оскорбительное, что это была не более чем фантомная боль по Крыму: мозги всё ещё отказывались верить, что в местных палестинах всё расположено совершенно по-другому. Запорошив белёсо-жёлтой пылью, мимо проскрежетала доисторическая кляча "Лянча". Взобравшись на перевал, остановилась, изрыгнув во всё такой же непролазный сосняк шумную стайку пассажиров. Что здесь было ловить без видов - одному Великому Аллаху ведомо.
 Очень скоро грунтовка резко вывихнулась направо, обнажая очередную массивную вырубку, утыканную разномастными дачными домиками: щитовыми, деревянными, каменными… Похоже, состоятельные мира сего именно сюда ядерный катаклизм августовский зной пережидать отправляются. А вот с водой в этом "товариществе" прослеживалась конкретная неувязочка: на дне глубоких бассейнов одна истресканная глина, поливные шланги свежими лужами не оканчиваются... Зато разновеликих бочонков да бутылей пластиковых по дворам - цельный эскадрон гусарских буцефалов упоить до взрывания с брызгами труда не составит. При всём этом, посёлок выглядел почти нежилым: ни дворняг, ни прочего "мелкого мяукающего скота". Только в самом дальнем пределе седловины - то, что это именно седловина, стало понятно только сейчас - у небогатого домика медитировал на венском стуле весьма харАктерный аборигенный dede.
С усилием выдрав из убогого словарного запаса всё никак не желающую укладываться на нужную полочку merhaba!, в которой "х" скорее похоже на едва слышное на выдохе грудное "г" (вот где украинцам с их взрывным "гы" аЦЦкое мученье...), я собрался слёту проскользнуть мимо. Но Тахир - вот ведь слух у чертяки - ухватил ещё одно знакомое слово - çai. Çai - это хорошо. Я вам больше скажу, çai в жару - это здорово! Правда (сам в курсе, что лошара...) предпочитаю чёрный и крупнолистовой, а этот буйные горцы наверняка из ближайшего бурьяна по яйле накосячили. ОК. Уселись мы за стол, осмотрелись, пора бы хоть что-нибудь сказать. Тахир закинул dede удочку по-русски. Я изложил то же самое по-английски. Лёшик вежливо смолчал, хотя уж кто-кто, а он с десятилетним канадским опытом провернул бы эту операцию куда genuine-нней меня. Dede с едва ли не большим энтузиазмом вывалил перед нами целый ворох предложений по-турецки, из которых я выцарапал лишь одно знакомое слово "çok". Не вполне уверенные, что сможем правильно произнести вслух написанное, мы подсунули dede разговорник - пусть сам читает: "У вас тут красиво". Но хозяин фактории читать явно не умел! Вот и поговорили...
 Инициативу “первого контакта” перехватил Тахир: он единственный из нас уже дважды ступал на эту благословенную землю. Положено, чтобы гости предложили хозяевам угощение? Их есть у нас! - Лёшику жена Оксана на дорожку внушительный такой пакетован "энергетических баров" снарядила. Не дрогнув и единым мускулом на лице, dede рявкнул что-то неразборчивое в сторону крыльца. Ответом был удивлённый, если не смущённый голос дочери, жмущей к плоской груди чумазого годовалого отпрыска. В чём-то она отца (или всё-таки dede?) стыдила, даже пыжилась переубедить... Dede снова взрыкнул. Нам оставалось дружелюбно улыбаться и кивать. Лёшик выудил канадские "энергетики", молча протянул мне. Что-то в его тяге к мёртвой тишине было разумное - это я уже теперь, задним умом силён - а тогда мы с Тахиром затеяли тыкать в карту Мира, тщась объяснить, откуда мы, такие красивые, нарисовались. Получалось, что сразу отовсюду. Dede опасно щурился, мысленно смакуя, как сдаёт целую вязанку иностранных шпионов в Türk Jandarma. Новая проблема не заставила себя долго ждать. Как сформулировать подходящее к моменту подношения "пожалуйста"? То, которому меня загодя обучил Тахир, iki bira lütfen - "два пива, пожалуйста" - как бы, не совсем в нужную сторону повёрнуто. Во всяком случае, по славянским канонам. А слово "угощайтесь" в моей кастрированной "Лингве" отсутствовало как класс.
 Исполненная гордостью за своего dede старушка, какое-то время с подчёркнутым интересом наблюдавшая за "саммитом глухонемых" с заднего дворика, привычно подхватила тяжелый колун и продолжила расправу с внушительной поленницей дров. Чёрная, как смоль, коза смерила нас презрительным взглядом и окунула мордашку в чугунную ванну с водой. На сцене появился круглый поднос с пузатым фарфоровым чайником, сахарницей и четырьмя "бардаками". Хоть убейте, не могу я назвать ЭТО стаканами. У нас на родине из такого исключительно водовку кушают. Çai оказался не зелёным, а чёрным, что меня вполне устраивало. Скоренько покончив с первыми "бардаками" - как удобно, заходишь в кафе, начинаешь кричать: Çai! Bardak! - и к тебе уже бегут с приталенными сосудинами тонкого стекла - мы начислили по второй. Dede продолжал улыбаться и благосклонно кивать. Дочь не торопилась брать в руки небрежно пристроенные на перила вкусняшки из Страны кленового сиропа. Ну что, господа хорошие, çok teşekkür ederim за çai, пора и честь знать?..
 Тут наш хозяин неожиданно оживился, мигом оказался на ногах и давай чертить на руке некие каббалистические руны, в которых Тахир, натужившись, опознал арабскую цифру 10! "Вот оно, малыш, приближается...", - говаривал демон Ааз будущему Великому Скиву, только-только ступившему на тернистый путь Магии… Как что? Конечно же, дебитование всё ещё не сформированного общака. Пять евро за шесть "бардаков" чая - “это больно”, как совершенно справедливо замечал Владимир Машков Давид Гоцман. Не, ну, мы с напарником в четырёх звёздочках "Луксора" и не такое видели. Но при этом, извините, в небе над Приштиной (ах, Приштина-Приштина…) всё ещё миротворческие вертолёты барражировали. А турки - даже в мирное время туда же! И какие еще турки - первые же попавшиеся дикие горцы! Так вот оно какое, “гостеприимство”, о котором нам всё утро развёрнуто повествовал Тахир... Бла-ародные Доны всегда платят по векселям. Но, сам того не ведая, скаредный dede подкинул "вот такенную бяку" всем ожидающим нашего появления соплеменникам: отныне и впредь в наших бумажниках настолько чистА кАнкретный para yok* произошёл, что ломаного куруша на паперти, хоть ты сибирскую язву обнажи, не выпросишь.
* Денег нет (тур).
 Мало того. Этот вымогатель, даже лиры - и то по-человечески взять не изволил, пусть я, наученный Юго-Восточной Азией, их честно правой рукой протягивал. - Заставил швырнуть под ноги, носком ботинка вывалял в пыли, и только потом, кряхтя, подобрал... Как рекомендовал циклический Российский президент, - безжалостно мочить в сортире! Да-да-да, именно в том, что буквально в трёх метрах от лавочки, на которой мы чаёвничали, “розами” - чтоб в него кто пару пачек дрожжей оформил - благоухал! За берлогой подстерегшего нас Соловья-Разбойника седловина плавно перегнулась вниз. Дорога заходящим на цель штурмовиком вывернула влево, обрушиваясь в лес, и почти сразу закончилась у бетонного куба с железной дверью. Рядом играл отражением неба настолько широкий и глубокий резервуар с патрубком-родничком, что набрать "свежака" не представлялось никакой возможности. Не иначе, тот же dede отстроил… У резервуара нашёлся и жёлтый указатель на Kanyon Göynuk, но он почему-то воротил свой нос строго на юг, к седловине между отметками 1620 и 1760 метров, в то время как скачанный из Сети трек безымянных немцев настойчиво стремился на восток.
 Уверовав в "официальную" версию, мы честно проследовали по увядающей тропе до окончательных буреломов, чтобы вернуться обратно, найти-таки единогласную с немцами маркировку и окончательно расстаться с благами сбросить оковы цивилизации. Теперь сверху и вокруг были только сосны, а под ногами - поджарая и гибкая, как стрела-змея, каменистая тропа. Следуя обширной дугой вдоль правого борта фантастически красивого ущелья, она уверенно скользила по направлению к Анталии. За ущельем возвышался гребнистый хребет, скалящий успевшим к этому времени порозоветь небесам четыре акульих зуба. До сумерек оставалось совсем недалече, но чем дальше мы заковыривались, тем изощрённей и жёстче становился рельеф. Разговора об установке палатки не было. Равно как почти не было мест, где получилось бы тупо улечься в спальниках на тропе: слева тянулось ущелье; справа воспарял под самые облака отрог покинутой нами яйлы, сверху донизу раскатавший язык грандиозной осыпи. Только-только успев высказать вслух сомнения насчёт удовлетворительной ночёвки, я углядел славную полянку, и даже крохотный родничок, сонно слезившийся в скособочившееся от времени замшелое корыто. Вот, чего нам сейчас надоть-то!
Какое там - “Негоже Бла-ародным Донам засветло на ночлег падать!” – думал вслух Тахир, а успевший вкусно выспаться в “Бодензее” Лёшик, для разнообразия, не возражал. Что ж, бешеному кабанчику шесть вёрст - не радиалка. Ща вот поглядим, что “там, за поворотом”. А дальше тропа, уверовав в наше стремление к подвигу, взметнулась вверх, как скакун, обнаруживший у передних копыт оголодавшую стаю матёрых волков. Язык моментально вывалился за плечо, а то, что Тахир через полчаса после выхода из Хисарчандира охарактеризовал как "Бобус снова дал сок", теперь казалось решительной недооценкой способностей это проделывать. - С меня текло на зависть выбравшемуся из ушата лягушонку, хорошо хоть воспитанная пробежками по пересечёнке дыхалка в мархурий рог не скручивалась. Не размениваясь на передышки, мы продолжали подниматься, а грунт с проблесками травы - обращаться в голый камень. Тропа выдралась на метровую полочку. Слева провисал обрыв. Справа наваливалась стена, состоящая из единой, почти вертикальной каменной плиты. Впереди грудились вкривь и вкось зубцы размером с престижный внедорожник. Чувство было такое, что ещё шагов пятьдесят, и мы устремимся в свободное лазанье. 
“Перед боем” следовало перекурить. Да, из нас троих ни один не курит, но надо - значит надо! Сидим, тем более, что закатное светило успело сдобрить несколькими пригоршнями жёлтой и красной кровяной соли ближайшую цель, одновременно сбрасывая в фиолетовые чернила теней не отягощённый названием хребет, полчаса как оставшийся за спиной. Как будто в одобрение неспешности, в набежавшей стене приоткрывается небольшая форточка, обеспечивая нам всего-то десяток метров ползанья на четвереньках. Прямо за стеной, собственно, и начинался обещанный книжкой Бабушки Кейт drop. Презабавное, я вам скажу, словечко. До безобразия ёмкое. Это одновременно и "стекать каплями" (уж не трудового пота ли?), и “падать” (не приведи Аллах!), и "валиться с ног от усталости" (похоже, Бабушка Кейт заранее всё продумала?), да, в конце концов, банально "умирать"! Первое впечатление от drop-а было именно таким: со всех сторон только скалы, полярный лисёнок в полный рост. Затем в окрошке из буреломов, познавшего карстовую камнедробилку ракушечника и странных растений в рост человека, с жёлтыми опушёнными листьями напоминавшими галстуки восьмидесятых, проявилась мечущаяся короткими галсами маркированная тропа.
 Последнее обстоятельство было адресовано скорее уму, чем тушке: спуска впереди было много. Очень много. По карте - метров четыреста пятьдесят. Возвращаться к роднику мы признали нереальным сразу и во веки веков. То же самое касалось и планового "тайминга", оптимистично успевающего выйти до темноты к устью каньона Гёйнюк: для этого стартовать из Хисарчандира следовало в восемь утра. Сейчас на часах Лёшика перевалило за шесть, а в семь уже будет окончательно темно. Я и так уже с трудом подавляю желание "копнуть" рюкзак на предмет фонарика, прибавьте сюда неустойчивую каменистость тропы и не самую частую маркировку... Чтобы хорошенько взглянуть на GPS, приходится останавливаться - не тот рельеф, чтобы этим на ходу заниматься. А это тоже время, время, время... Плюс никто не обещал, что маркировка сохранит то же самое направление. И так уже в шесть глаз продолжение белого пунктира ищем, потому что красные полоски, там где деревья гуще, уже давно субъективно тёмно-серыми стали…
 Поменявшись местами с Тахиром (два раза с направлением лоханулся, пусть теперь и остальные виновными себя почувствуют...), я стал присматривать, где бы уронить кости. Куда ни глянь - засада. Даже на тропе меж камней гусеницей не свиться, потому что нет никакого "меж", насколько взгляда хватает - один только многослойный каменный хаос. Величественная осыпь начиналась где-то высоко справа и раскатывала свой бугристый географический язык далеко на восток. Тропа влачилась по камням, застрявшему в корневищах хворосту, поскрипывала, пощёлкивала, изредка шебуршала сосновым иглами к одной ей ведомой цели: пологой седловине, с математической педантичностью сопрягающей два высоких и плоских, как рыцарские секиры, хребта. Куда-то туда же стремился и Ликийский Путь, меньше всего сейчас похожий на торную магистраль древних греков. На повозках уж здесь определённо никогда не ездили: наверху, у начала дропа, и "человеческому фактору" в виде нас с Лёшиком разминуться не особенно-то получалось…
 В который раз достигнув смены знака первой производной, тропа резво вскарабкалась на очередной усыпанный хвоей пригорок. Среди редких сосен забрезжила не совсем, чтобы настоящая полянка, но очаг бессистемных, похожих на застарелые лишаи залысин, из-за невысокой плотности обломочных пород и шишек поддающийся оперативной “зачистке”. На больший подарок судьбы при текущем раскладе по времени Бла-ародные Доны и не рассчитывали. На такой, впрочем, тоже уже не рассчитывали, вполне успев договориться с собой вышагивать до логического финала, по странной случайности обстоятельств обозначенного на “кроках” Бабушки Кейт как… кладбище. Изрядно попинавшись, мы выковыряли из земли все не фатально заякоренные камни, в поисках затаившихся шишек руками разгребли хвою и, наконец, растянули серебристую "китайку" Тахира. Не присаживаясь, начислили по унции вискаря, и жизнь-злодейка стала определённо налаживаться.
 Полевую кухоньку, правда, пришлось разлому на не самой удобной скалистой полочке доверить. Но и на том спасибо, потому что от "кухни" до "спальни" шариться в темноте без фонарика я бы сильно поостерёгся. А то начнётся: ссадины, кровоподтёки, шины, армирующие повязки... Чем бы таким-разэтаким личный состав в праздничный полевой ужин попотчевать?.. По большому счёту без разницы. Лишь бы продукты именно из их рюкзаков расходовались... А на мою личную "разгрузку" запишем сухой спирт, воду и бензин: продолжать разгребать хвою и городить пожаро-безопасный очаг сейчас нет ни времени, ни силёнок. В конце концов, примус удалось притулить под глыбу, защитившую от южного ветра, градусность которого полностью соответствовала его направлению. Кстати, пока еще не всё потеряно, нужно уговорить себя встать и ковыльнуть три метра до рюкзака, чтобы ознакомиться с "показателями"... Ай да мы! Чёртова дюжина километров по карте, 700 метров набора высоты, 500 метров сброса - для первого упирания рогом ништяк. Воздух был настолько горяч и сух, что с трудом верилось, что высота нашего “столования” всё ещё незначительно превышает километр над уровнем моря.
 У блока цветности окружающего "телевизора" окончательно съехала крыша, всё сделалось монотонно-серым, не оставляя надежд на вечернюю фото-сессию. Мы уже успели экономно заправиться чаем, когда в понижении за лесом занялось полымя субботней Анталии. Без малого миллионная Анталия больше Ялты, но значительность расстояния до нее не порождала чувства присутствия, но предлагала взамен полукруглое гало, переливающееся жёлтым, оранжевым, алым, как будто прямо на севере готовилось родиться ещё одно неземное Солнце. Лёшик конфисковал запасную быстросъёмную площадку и первым "овладел" штативом, предоставляя мне время и шанс сформировать третьим глазом более фееричный ракурс. В фиолетовом, как чернила "Радуга", небе продолжали строчить пунктиры синих и жёлтых треков приступивший к "аррайвалу" и "департуре" воздушный флот. До полного счастия оставалось дождаться восхода Луны и появление на свет первых, застенчивых звёзд.
После бессонной, провернувшей тысячу и один раз с боку на бок ночи глаза слипались буквально на ходу. Я до рези в роговице всматривался в видоискатель, пытаясь шестым чувством распознать верно ли установлен горизонт, и не был стопроцентно уверен, что вижу - настоящие звёзды, или фантомы, порождённые желающим рассмотреть хоть что-либо мозгом. За казавшиеся бесконечными минуты экспозиции успевалось иззевать лес с растрёпанных крон до вьющихся анакондами корней. После третьей попытки я, похоже, угадал с мануальным фокусом, и ещё через четверть часа, чрезвычайно довольный собой, последним в команде затянул кулиску своего ненаглядного спальника. На хронометре “Гармина” бесстрастно подмигивала жидкокристаллическим двоеточием полночь.
День третий
|
